При внедрении в школе новейшей дисциплины полностью природно задать вопросец: прибывает ли она научной и глодать ли в ней теснее сформировавшееся научное предание (школа)? Ниже более природно потребовать определенных преподавателей: а какое отношение к данной для нас научной школе обладают конкретно они, знакомы ли они с генеральными именами, произведениями, концепциями той дисциплины, тот или другой они жаждут не то что учить, а теснее и преподавать?
Обратим эти вопросцы к новенькому курсу Основания православной культуры (ОПК). Вероятен аналитико-культурологический рассказ о православии? Да! Работы и имена Алексея Лосева, Миши Бахтина, Сергея Аверинцева, Юрия Лотмана, Арона Гуревича, Александра Панченко, Бориса Успенского разговаривают о том, что таковая научная школа и методология теснее живут. Они все строчили (лишь Б. Успенский черкает и на данный момент) в русские эпохи. Ни о какой искренний проповеди и тогда речи водиться не могло. Но доброкачественное научное исследование все одинаково пролагало для себя дорогу. Книжки Аверинцева Поэтика ранневизантийской литературы, Козаржевского Источниковедческие темы раннехристианской литературы, Гуревича Категории средневековой культуры замерзли катехизисами для целого поколения русской интеллигенции.
Обратную очевидность приносит ответ на 2-ой вопросец. Знают ли теперешние преподаватели, призванные на преподавание ОПК, имена классиков собственной науки? Держали ли они в руках эти книжки? Помнят ли они цвета их обложек? Дурнее того знают ли эти книжки те священники, что на епархиальных курсах переподготовки натаскивали этих мобилизованных культурологов? Опасаюсь, что для большинства новейших культурологов история их предмета начинается с 3-х летней давности учебника Аллы Бородиной учебника цвета зеленоватой скукотищи.
И то, что упомянутые классические работы не всплывают даже в методических указаниях для учителей ОПК, значит понятную вещь: создатели этих учебников и методичек строчили совершенно не то, о чем объявили. Объявили культурологию, сделали Закон Божий. И то ведь, правда: ну как можнож объяснять культурологию в исходной и средней школе?! Замахнулись на очень почти все, а в итоге утратили способ и подменили предмет. А, вероятнее всего, с самого начала рассчитывали, что их нечестность проглотят.
И вот на парты светских школ легли учебники с выражениями наш Спаситель, Господь наш Иисус Христос Сознаюсь, я бы и эти не-культурологические огрехи простил бы сиим учебникам, имейся они талантливы. Но так ли это? Откуда вообщем у православной педагогической общественности таковая самоуверенность, словно нам теснее глодать с чем идти к светским детям?
Педагогика это та сфера людской жизни, где менее приметно открытое воздействие христианства. И в античной, и в средневековой культуре ребенок глодать сначала совокупа недостач (неидеальный взрослый). Создатели житий ничего не могут определенного произнести о детстве собственных персонажей (был благочестив и ребяческих игр уклонялся). Педагогическая глава Домостроя все наставления берет только из Старого Завета, и сводятся они к сокруши отпрыску ребра в молодости его. Домашняя жизнь водилась неинтересна средневековым наставникам: монахи строчили для монахов. Открытие возрастной психологии вообщем оказалось уделом только ХХ века. И, следовательно, настоящее каждый православный преподаватель обречен на творчество: как скооперировать православную аскетику, психологию, этику, веру с наработками светской психологии и педагогики? Правоверная культура знает иконописное предание Церкви, но не знает светло сформированного педагогического святоотеческого предания. И, следовательно, комплектом цитат здесь не обойтись. Практически сто лет нас не пускали в школу. И что все-таки, неуж-то за 15 лет у нас накопилось столько опыта и познаний, что мы готовы войти во все школы немедленно? Не верую!
До этого времени не нацарапан набор учебников для семинарий. А посреди будущих учебников единицы выполнены на благородном степени, в сочетании занимательного повествования и знакомства творца с современным состоянием научной литературы по объясняемой им дисциплине (сначала на Западе).
За 15 послесоветских лет не нацарапан ни один-одинешенек новейший учебник Закона Божия для фактически православных школ.
Это можнож имелось бы счесть частностями, если б не одно событие: за эти годы в дважды свалился конкурс в семинарии. Понятно, что семинарий стало самое большее главным образом, чем в былые эпохи. Но ведь и приходов, и православных семей, и церковной молодежи тоже стало в пару раз главным образом. Так отчего же при росте церковных гимназий не наблюдается соразмерного роста числа призваний? И зачем в самих семинариях все обостряется тема с уклонистами теми студентами, что семинарию закончили, но священничества принять не захотели? И ежели мы не настолько убедительны в очах собственных же деток, то откуда у нас представление, что уж чужим-то мы метко понравимся?!
Так что скорый прорыв в школу чреват настолько же стремительным отступлением. И ежели оно будет не быть достойным спускаться до сетований про происки врагов. Глодать наши оплошности и их последствия. И конкретно они компрометируют вправду превосходную идею.
Выучиться сказать о собственной вере с отстраненно-культурологических позиций принципиально для самой Церкви. В разнородном и светском мире нужно уметь разъясняться с людьми. Не проповедовать, не обличать, не подтверждать, а легко изъяснять. Доказать и разъяснить две различные интеллектуальные процедуры. Доказать следовательно передать мои глаза, понудить к согласию с моей точкой зрения. Разъяснить следовательно легко сшибить с себя клеймо дурака: да, мой мир иной, ежели ваш, но у него глодать свойская логика. При всем этом поясняющий сам обучается глядеть на себя со страны. И в итоге разумеет неочевидность, а, следовательно, и логическую необязательность целых собственных убеждений. А поэтому и сам проходит школу неосуждения инакомыслящего.
Без этого понимания собственной своей факультативности Церковь ожидает грустная роль ветхой брошенной любовницы, постоянно комплексующей и скандалящей из-за понимания собственной невлиятельности. Это чрезвычайно тяжело: христианство, как и неважно какая сотериологическая религия, убеждено в том, что оно только и сверхнужно людям: оно веет им спасение. Но почти все люди как разов и не лицезреют той опасности, от тот или иной их типо выручает Церковь. Классический сюжет триллера: малоадекватный пророк косноязычно пробует предупредить обывателя о катастрофе Кто
в недопонимании? Обыватель в массу свойского статуса не должен разуметь фантастические скрыты. А вот миссия пророка как разов и состоит в установлении коммуникации, и ежели он это мастерит неадекватно, неэффективно следовательно, несостоятелен конкретно он в качестве пророка. Либо, как произнес доктор Дамблдор Гарри Поттеру: Гарри, я задолжал для тебя изъяснение. Изъяснение ошибок старика. Юноше не дано осознать, как размышляет и ощущает старик. Но старики
, ежели они запамятывают, как это водиться молодым.
Так что для самой Церкви принципиально побыстрее кинуть наводить косметику на свойскую обычную законоучительную проповедь и изведать серьезно овладеть сложным искусством разъясненья и разговора.
А какой превосходный повод для воспитания массы воли (аскетизма) приносит ОПК самим педагогам! Вот самая-самая возлюбленная Машенька поднимает руку и, смотря на тебя небесными глазками, спрашивает: Марьванна, а как мне молиться о моем котеночке?). И так охото здесь же ей и классу все разъяснить: и как пальчики ложить, и на какую иконку глядеть, и какие церковнославянские слова подобрать Но педагогическая правдивость обязана помешать цельной данной для нас идиллии и в качестве ответа произнести: Машенька, это вопросец собственный, а поэтому ну-ка о этом опосля уроков
Непонятнее же в итоге в ситуации вокруг ОПК позиция федерального Министерства образования и науки. Оно вульгарно самым свободным, нетворческим методом методом запретов. При этом запретов заранее неэффективных. О том, что министр Фурсенко против ОПК, не секрет издавна и целым. И, тем более, десяток регионов и сотки школ объявили о ином собственном выборе. Здесь сказались и родительские надежды, и совместный рост государственного чувства, и дипломатические таланты аборигенных епископов. Глодать публичное ожидание. Глодать общественная тема. Это обычный творческий вызов: создать нерелигиозный подход к преподаванию религиозных познаний. Здесь бы и применять ресурс объединенного министерства, отыскать новейших аверинцевых и пустить им простор для творчества. Необходимы книжки живые, аргументированные, и с этаким запасом анти-ваххабитской стойкости, чтоб даже взбалмошная Марьванна, для тот или иной урок ОПК глодать повод сначала поведать детям о знаках антихриста, не смогла бы близким энтузиазмом попортить великолепный предмет.
В школе и в институте могут говорить о внутренней логике мира Достоевского, а далее о той логике, что определяла творчество Льва Низкого, и прямо за сиим о вселенной знаков Маяковского. Призывают одно: Усвой!). Но не призывают: Согласись!). Но так же можнож сказать и о православной культуре о целостном мировоззрении, соответствующем не для один-одинешенек гения, а для целой семьи народов.
Мысль занимательная. Опыт удачной ее реализации теснее глодать. Тогда отчего же он игнорируется и министерством, и церковными энтузиастами? Если б удалось сочинить учебник вправду культурологический, то опаски, словно он станет средством навязывания православия детям из других семейных традиций, отпадут. Кар, само собой разумеется, источник завышенной угрозы. Но заместо запрета превосходнее все таки строить дороги и отвращать от вождения дураков.